Меры поддержки ВИЭ в России: экспорт оборудования и локализация

Российское правительство хочет каким-то образом привязать поддержку возобновляемых источников энергии (ВИЭ) к экспорту оборудования. То есть вроде бы планируется, что поддержку получат компании, отправляющие какую-то долю производимого ими (?) оборудования на экспорт. Об этом пишет, например, Коммерсант.

Детали этих предложений мне неизвестны, поэтому выскажу соображения общего плана.

— Во всем мире, в том числе в России, объекты энергетики (любые, не только ВИЭ) строятся в рамках определенных механизмов, которые обеспечивают возврат инвестиций и доход инвесторов. Электростанции — весьма капиталоемкие предприятия, и без понятных правил игры на десятилетия вперёд инвесторы в такие проекты не пойдут.

— Во всех промышленно-развитых странах действуют механизмы поддержки экспорта.

Нигде я не встречал, чтобы строительство электростанций или развитие тех или иных энергетических секторов ставилось в зависимость от каких-то будущих экспортных поставок. В этом нет логики. Представьте себе ситуацию: мы будем строить у себя дома газовые электростанции, но только в том случае, если наши энергетики/производители энергетического оборудования будут что-то там экспортировать в строго определенном количестве. Абсурд. Надо поддерживать энергетику и надо поддерживать экспорт. Но нельзя развитие энергетики ставить в зависимость от экспорта энергетического оборудования.

Изначально механизмы поддержки ВИЭ в России формировались «под соусом» создания и наработки технологических компетенций, которые должны, в том числе, обеспечить задел для будущего экспорта. Логика этих прошлых решений была примерно такой: «нам ВИЭ не нужны, но мы будем чуть-чуть этим заниматься, чтобы не отстать от мировых трендов». Кстати, задача создания этого «экспортного задела» в значительной степени сегодня решена, что для меня удивительно. Удивительно — поскольку нашим компаниям удалось в крайне короткие сроки, в условиях высокой стоимости капитала и микроскопического внутреннего рынка ВИЭ создать новый сектор промышленности с нуля, сформировать новые технологические цепочки внутри страны и уже начать экспортные поставки.

Сегодня, в конце 2018 года, необходимо учитывать радикально изменившиеся внешние условия. Солнечная и ветровая энергетика из «небольших, но перспективных» секторов превратились в ключевые направления развития мировой энергетики. Об этом свидетельствуют как размеры привлекаемых инвестиций, так и объемы вводимых глобально мощностей. В начале 2010-х невозможно было предсказать и нынешние экономико-стоимостные характеристики технологий солнечной и ветровой генерации. Поэтому при сегодняшнем планировании развития отечественной энергетики данные тенденции следовало бы учитывать.

Зачем развивать в стране новые ВИЭ? Я писал об этом десятки раз. Повторю одно из основных соображений: меняется технологический уклад в мировой энергетике. И тут уже даже не стоит вопрос стратегического выбора. Что толку, если вы, скажем, сделали стратегический выбор в пользу паровозов? Это не играет никакой роли, всё равно придётся переходить на тепловозы и электровозы. Если у нас этих технологий нет – придётся стать их реципиентами.

Я сторонник развития внутреннего рынка, поскольку убежден, что, лишь имея мощную домашнюю научно-производственную, технологическую базу, страна получает все шансы для внешней экспансии, экспорта несырьевых товаров.

Часто говорят, в РФ внутренний рынок маленький. Так надо развивать внутренний рынок, делать его большим. Это как раз большая задача экономической политики.

Я часто встречаю у нас «экспортные иллюзии» следующего толка. Давайте сделаем что-нибудь эдакое технологичное на экспорт. Здесь мы как-нибудь поживем по-старому «с паровозами», а для экспорта произведем что-нибудь сверхновое, и займем (когда-нибудь в будущем) видные позиции на мировом рынке.

Так экономика не работает. Результатом таких иллюзий может быть только имитация.

Высокотехнологичный экспорт – это следствие высокоразвитой промышленности, которая в первую очередь удовлетворяет потребности внутреннего рынка, предъявляя при этом спрос на инновации (немцы делают «Мерседесы» в первую очередь для себя, а их экспорт – следствие эффективного внутреннего производства). Для начала надо решать внутренние задачи развития и делать отечественную экономику самой высокотехнологичной. Такая экономика буквально выталкивает инновационную продукцию на внешние рынки.

Посмотрим, например, на датскую компания Vestas (технологического партнёр в России консорциума Фортум-РОСНАНО), которая ежегодно продаёт на мировом рынке ветрогенераторы в объёмах, которые превышают установленную мощность всей датской ветроэнергетики. Смогла бы компания достичь лидирующих мировых позиций, если бы она десятилетия не обкатывала свои технологии на внутреннем рынке, где уже сменилось несколько поколений ветряков? Риторический вопрос.

Большой внутренний рынок, обеспечивающий конкуренцию участников, в сочетании с требованиями локализации — вот базовый рецепт роста (экономики в целом) и формирования экспортного потенциала в секторе ВИЭ.

Что будем экспортировать?

На основании просачивающихся в прессу сведений невозможно понять, о каком экспорте идёт речь. Что будем продавать? Основным продуктом промышленности в секторе солнечной энергетики являются солнечные модули, ветроэнергетики — ветряные турбины.

Экспортировать данную продукцию можно и, как уже отмечалось, экспортные поставки российских солнечных модулей уже начались. При этом надо учитывать следующее.

После запланированного расширения производства ГК «Хевел» до 250 МВт модулей в год, данный объём будет представлять собой лишь примерно 1/500 (одну пятисотую) часть нынешнего мирового рынка. В денежном выражении мировой рынок солнечных модулей можно оценить примерно в 40 млрд долларов в год. При этом Хевел не может отправлять всю продукцию на экспорт, поскольку, строя объекты в России, должен выполнять требования локализации. Вот и считайте, о какой экспортной выручке может идти речь.

К тому же следует учитывать, что производство солнечных модулей – это низкомаржинальный бизнес, ведущийся в условиях постоянного снижения цен на производимый товар. Только в текущем году цены на солнечные модули уже снизились примерно на 25%. Другими словами, заработать здесь крайне сложно.

Экспорт производимых (локализованных) в России ветрогенераторов также возможен, но будет наталкиваться на лицензионные и логистические ограничения (ветряки не возят на большие расстояния по суше, да и доставка по воде на дальние расстояния ведет к существенному росту затрат). В России производственные мощности находятся и создаются в районе волго-донских речных маршрутов с выходом в каспийское море, и здесь есть неплохие логистические возможности по охвату соответствующих рынков Средней Азии и Закавказья. Впрочем, эти рынки невелики, и ожидать на них каких-то крупных доходов от экспорта вряд ли стоит.

Гораздо более перспективным направлением является экспорт услуг и технологических компетенций, то есть строительство российскими компаниями объектов генерации в других странах. С поставкой отечественного оборудования или без таковой. Данное направление уже развивается. Скажем, та же группа Хевел выиграла тендер на строительство солнечных электростанций в Казахстане.

Концерн Росатом, имеющий сеть отделений по всему миру, обладает неплохими исходными условиями для продажи комплексных услуг, связанных со строительством ветровых (да и солнечных) электростанций в других странах. Напомню, кстати, что мировые рынки «новых ВИЭ» сегодня многократно превосходят атомную энергетику, как по инвестициям, так и по объемам вводимых ежегодно мощностей.

В то же время привязать внутреннюю систему поддержки к данному экспортному направлению вряд ли возможно. Мировой рынок ВИЭ является чрезвычайно конкурентным, и никто не возьмется гарантировать результат международных конкурсных отборов. К слову, успех здесь в определенной степени зависит как раз от эффективности механизмов поддержки экспорта.

Резюмируя отмечу, что «экспортная оговорка» в нашем рассматриваемом случае приведёт к росту транзакционных издержек в экономике, поскольку повысит риски проектов (соотв. затраты) и никаких выгод и преимуществ для российского народного хозяйства не создаст.

Локализация.

Локализация означает, что производство компонентов для ветровых и солнечных электростанций организовано на местном «локальном» рынке.

Законодательные/нормативные требования локализации производства оборудования (local content requirements — LCR), являющиеся в той или иной мере условием реализации проектов ВИЭ – распространённая практика, в особенности на развивающихся рынках. В развитых странах применяется скорее «мягкое принуждение» к локализации, хотя и здесь есть исключения. Например, в Канаде в двух провинциях действовали соответствующие жесткие законодательные требования в ветроэнергетике.

По мировым меркам нормативный уровень локализации оборудования в России (70% для солнечных электростанций и 65% — для ветровых) весьма высок. Удивительно, что на нашем микроскопическом рынке ВИЭ и при отсутствии долгосрочных планов развития сектора удалось с нуля создать новую промышленность, привлечь в страну ведущих производителей и обеспечить заданные целевые параметры.

Сегодня обсуждается повышение процента локализации, об этом, в частности, говорится в статье в «Коммерсанте», с которой мы начали.

Участники отрасли, безусловно, хорошо знают свои возможности, и какие-либо изменения здесь должны проводиться при согласии сформировавшегося пуля игроков.

На мой взгляд, повышение процента локализации целесообразно обсуждать лишь при существенном увеличении объемов внутреннего рынка. Как сказано выше, это практически чудо, что нынешний высокий процент локализации достигнут на наших размерах рынка. Это выглядит как своего рода аванс, задел на перспективу с учётом прогнозируемых будущих объемов.