Представленный Минэкономразвития проект Стратегии долгосрочного развития Российской Федерации с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года содержит два сценария низкоуглеродного развития – Базовый (принят Минэкономразвития за основу) и Интенсивный (предусматривает более агрессивные цели по сокращению выбросов парниковых газов, чем Базовый, и является как бы сценарием на вырост: по мнению Минэкономразвития, переход к нему возможен после 2030 года) – и два сценария, которые не являются низкоуглеродными и даны для сравнения – Инерционный (по принципу «пусть все идет, как идет») и т.н. Сценарий без мер господдержки (название говорит само за себя).
Базовый сценарий предусматривает сокращение выбросов парниковых газов (ПГ) относительно 1990 года на 33% к 2030 году и на 36% к 2050 году, а Интенсивный – на 36% к 2030 году и на 48% к 2050 году (см. Рис. 1.).
Интересно, что два других сценария также предусматривают сокращение выбросов ПГ к 2030 г. и к 2050 г. относительно 1990 г. Мало того, в период до 2030 г. Инерционный сценарий ничем не отличается от рекомендованного Минэкономразвития Базового низкоуглеродного сценария и лишь слегка уступает наиболее амбициозному Интенсивному сценарию, а Сценарий без мер, хоть и проигрывает всем остальным сценариям, но и он обеспечивает сокращение выбросы ПГ к 2030 г. практически до уровня, заявленного в качестве возможного вклада России в глобальные действия по смягчению климатических изменений[1].
С этой точки зрения указанные два сценария также могут называться низкоуглеродными. Разница только в том, что в тех сценариях, которые, по мнению Минэкономразвития, являются низкоуглеродными, к 2050 году достигается более глубокое сокращение выбросов по сравнению с 1990 годом, чем к 2030 году, а в двух других – наоборот.
Между тем в Парижском соглашении (см. пункт 19 статьи 4) указано, что долгосрочная стратегия развития с низким уровнем выбросов парниковых газов должна разрабатываться исходя из установленных в статье 2 соглашения целевых ограничений на рост средней температуры и вести к сокращению нетто-выбросов[2] ПГ до нуля или максимально близкого к нулю уровня. В Докладе МГЭИК 2018 г.[3] показано, что для ограничения роста температуры 2°С необходимо к 2030 г. сократить антропогенные выбросы СО2 на 10-20% относительно 2010 г. и свести их к нулю к 2075 г., а если ориентироваться на 1,5 оС, то нужно к 2030 г. сократить выбросы СО2 на 40-60% относительно 2010 г. и выйти в ноль к 2050 г. Выбросы остальных парниковых газов (метана, закиси азота, т.д.), а также черного углерода (сажи) также необходимо существенно сократить, хотя и в меньшей степени.
В представленном Минэкономразвития проекте Стратегии достижение нуля (точнее, углеродной нейтральности) предусматривается ближе к концу столетия, для чего потребуется переход от Базового сценария к Интенсивному[4]. Однако сам этот переход в документе не описан. Сказано только, что Интенсивный сценарий предусматривает дополнительные меры по снижению углеродоемкости производимых товаров, энергии, работ и услуг, включая такие меры, как национальное регулирование парниковых газов, увеличение генерации на основе ВИЭ, масштабная электрификация и цифровизация транспорта и технологических процессов в отраслях, внедрение технологии захвата, хранения и переработки углекислого газа, отказ от сплошных рубок, расширение охраны лесов на зону космического мониторинга I и II уровня. Но сроки, условия и механизм внедрения этих мер не указаны. Да, и сами эти меры, судя по тексту документа, являются скорее опциональными, чем обязательными.
Таким образом, первое и главное требование Парижского соглашения к долгосрочной стратегии низкоуглеродного развития оказалось нарушено. Представленная стратегия не исходит из цели сокращения нетто-выбросов ПГ до нуля и не описывает путь к достижению этой цели. Мало того, за основу в этой стратегии предлагается взять сценарий, который заведомо не ведет к этой цели, а тот сценарий, который ведет, предлагается держать про запас, чтобы потом, если и когда потребуется, иметь возможность на него перепрыгнуть.
Такая расстановка приоритетов заставляет усомниться в истинных целях документа. Кажется, что его главная цель не обозначить траекторию перехода России к низкоуглеродной экономике, а максимально оттянуть, отложить этот переход, заменить его имитацией, созданием видимости, чтобы формально отчитаться о выполнении требований Парижского соглашения, ничего, по сути, не меняя в экономике и в государственной экономической политике.
Неслучайно взятый за основу Базовый сценарий на отрезке до 2030 г. ничем не отличается от Инерционного, который не является низкоуглеродным, а просто продолжает линию, заложенную ранее принятыми решениями о реализации национальных проектов, о внедрении наилучших доступных технологий (НДТ) и о модернизации энергетики[5]. Недалеко оторвался от них на этом отрезке и самый амбициозный Интенсивный сценарий. Значит, никаких решительных действий на этот период не планируется. При этом указанные три сценария выглядят заведомо лучше, чем Сценарий без мер, что, надо полагать, призвано показать вклад государственной политики, т.е. принятых и планируемых мер, в сокращение выбросов ПГ, а значит, и возможность рапортовать об успехах и достижениях правительства на климатическом направлении, в том числе в рамках реализации международных климатических соглашений.
Проблема, однако, в том, что этот четвертый сценарий сконструирован искусственно и не отражает экономических реалий. Он не предусматривает снижения углеродоемкости ВВП ни к 2030 г., ни к 2050 г., как будто бы в экономике нет никаких встроенных стимулов и механизмов для этого. Но так не бывает. Экономика так развиваться не может в принципе[6]. Косвенно выбор этого сценария в качестве базы для сравнения подтверждает догадку о демонстративности (показушности) представленных в проекте Стратегии сценариев – как Инерционного (который отражает текущую климатическую политику), так и двух низкоуглеродных (которые отражают будущую климатическую политику, выстраиваемую под Парижское соглашение).
Если же посмотреть на эти стратегии непредвзято, то нетрудно заметить, что они не только не нацелены на сокращение нетто-выбросов до нуля, но вообще не предусматривают сокращения выбросов ПГ. Ни к 2030 году, ни к 2050-му. В обоих низкоуглеродных сценариях выбросы ПГ сначала растут относительно достигнутого текущего уровня[7] (на 31,4% к 2030 году по Базовому сценарию и на 25,5% по Интенсивному) и только потом, после 2030 года, начинают снижаться, но к 2050 году все равно остаются выше текущего уровня (на 25,5% по Базовому сценарию и на 2% по Интенсивному).
При этом углеродоемкость ВВП в обоих сценариях снижается. Как сказано в Стратегии, «Базовый сценарий предусматривает масштабное повышение энергетической эффективности российской экономики, полное обеспечение баланса воспроизводства лесов, расширение площади их охраны и существенное сокращение сплошных рубок. По мере достижения ключевых индикаторов реализации Базового сценария углеродоемкость ВВП Российской Федерации по сравнению с уровнем 2017 года снизится на 9% к 2030 году и на 48% к 2050 году»[8]. По Интенсивному сценарию углеродоемкость ВВП снизится к 2030 г. на 13%, к 2050 г. – на 58%.
Много это или мало? Снижение углеродоемкости на 9% за 13 лет (с 2017 по 2030 гг.) примерно эквивалентно снижению на 0,7% в среднем в год. По Интенсивному сценарию выходит 1% в год (13% за 13 лет). Негусто. По расчетам Игоря Макарова из Высшей школы экономики и его коллег, при таких раскладах к 2050 г. экономика России может оказаться самой углеродоемкой среди всех крупных экономик мира. Причем с большим отрывом (см. Рис. 2). Что в условиях глобальной декарбонизации не сулит ничего хорошего.
Кстати, о декарбонизации. В проекте Стратегии сказано, что «темп роста отраслей экономики, использующих возобновляемые источники энергии и низкоуглеродные технологии («зеленый» сектор), значительно превышает другие сектора и является мощным драйвером экономического развития и создания новых высокотехнологичных рабочих мест в интересах и контексте устойчивого развития»[9]. В статье «Почему России пора становиться «зеленее»», опубликованной в газете «КоммерсантЪ» 23 марта 2020 г., замминистра экономики РФ Михаил Расстригин отметил, что «результатом мировой технологической трансформации под эгидой климата будут перераспределение добавленной стоимости и ускорение социально-экономического развития тех стран, которые вовремя и всерьез включатся в низкоуглеродное развитие»[10].
Несмотря на это темп роста экономики во всех четырех сценариях принят одинаковым: 3% в год до 2030 г. с последующим замедлением до 2% в год. Но как же так? В Сценарии без мер, где не только выбросы ПГ, но и углеродоемкость не уменьшаются вообще, темпы роста не могут быть такими же, как в Интенсивном сценарии хотя бы из-за проблем с экспортом.
В Стратегии прямо написано, что в связи с переходом большинства государств на траекторию устойчивого развития с низким уровнем выбросов ПГ, существенным ростом инвестиций в разработку и внедрение низкоуглеродных и безуглеродных технологий «возможно замедление, а затем и снижение спроса на углеводороды, возникновение новых торговых ограничений в виде углеродных налогов и пошлин, привязанных к углеродному следу производимой продукции»[11]. И далее: «Появление в ряде юрисдикций регулирования выбросов парниковых газов является значимым фактором, определяющим конкурентоспособность на этих рынках углеродоемких товаров и производств. Наиболее уязвимыми в отношении таких мер регулирования, как ожидается, станут товары с высоким уровнем углеродного следа и энергоемкости (включая продукцию химической промышленности, нефтехимии, металлургии, сельского хозяйства, промышленности строительных материалов и других углеродоемких отраслей). Определенное влияние на снижение спроса на многие виды продукции может также оказать политика крупных компаний, выделяющих в качестве приоритетного направления достижение целей Парижского соглашения в части сокращении выбросов парниковых газов на корпоративном уровне»[12].
Значит, надо было темпы роста экономики ставить в зависимость от успехов в продвижении по пути ее декарбонизации. Но это если верить в то, что говоришь, если не бросать слов на ветер, а подкреплять их делами. А если ничего делать в ближайшие 10 лет не собираешься, тогда можно любые цифры гонять туда-сюда, чтобы только не брать на себя напряженных климатических обязательств, но при этом создавать видимость напряженной деятельности в этой сфере.
Одной из таких цифр является ожидаемый (прогнозируемый) темп роста в 3% в год. Откуда он возьмется? За последние 12 лет сырьевая модель российской экономики обеспечивала нам темп роста в 1% в год от силы. Причем, по мнению многих экономистов, этот 1% в значительной мере бумажный (т.е. попросту нарисован Росстатом на бумаге с помощью различных статистических ухищрений и манипуляций), а фактически экономика стагнирует, каждые четыре года, а то и чаще, переживает кризисы из-за падения нефтяных цен, доходы населения снижаются, и никаких благоприятных перемен на горизонте не предвидится.
Более того, как верно указано в Стратегии, трансформация мировой энергетики, ее «переход от генерации на основе ископаемых видов топлива к низкоуглеродным и возобновляемым энергоресурсам (глобальный энергопереход) будет приводить к уменьшению вклада угольного и нефтегазового секторов в доходах национальных экономик»[13]. И нас это касается в первую очередь. Потому что наш экспорт это и есть, в основном, ископаемые виды топлива – уголь, нефть и газ. И он, очевидно, будет сокращаться. По оценкам Центра энергетики Московской школы управления Сколково и ИнЭИ РАН, к 2040 г. российский экспорт ископаемого топлива уменьшится в денежном выражении как минимум на 17%[14].
Еще более жесткую картину последствий глобальной декарбонизации для экономики России представили в 2018 г. специалисты НИУ ВШЭ и Массачусетского технологического института. Речь фактически идет о падание темпов роста российской экономики под влиянием изменения мирового спроса на энергоносители[15]. А эти темпы сегодня и так близки к нулю.
Значит, чтобы обеспечить российской экономике приемлемые темпы роста, ее декарбонизацию надо понимать широко. Не просто как сокращение выбросов парниковых газов в отраслях, но и как сокращение самих отраслей, которые ответственны за выбросы ПГ. Причем не только за выбросы в России, но и за выбросы у потребителей за рубежом вниз по цепочке поставок. По оценкам, сжигание потребителями в странах-импортерах ископаемого топлива, поставленного из России, дает в совокупности порядка 2 млрд. тонн СО2-экв. в год выбросов ПГ. Причем по этому показателю Россия превосходит все другие страны-экспортеры ископаемого топлива (см. Рис. 3).
С такой углеродной удавкой на шее экономика развиваться не может. От нее надо избавляться, используя поступающие доходы для ускоренного развития новых, низкоуглеродных отраслей и производств, которые имеют перспективы на мировых зеленых рынках в условиях глобальной декарбонизации. К этому призывает Лофотенская декларация[17], об этом написано в докладе МЭА 2018 г.[18], об этом же говорит глава МЭА Фатих Бироль, обсуждая пути выхода из кризиса, вызванного пандемией COVID-19[19], этого требуют от угольных и углеводородных компаний инвесторы, грозя в противном случае дивестициями и судебным преследованием. Поэтому никак нельзя было ограничиться только показателем ВВП. Очень важно показать, как будет меняться структура экономики и какую роль в этом будет играть государство.
Ну, и конечно, нельзя было не сказать о том, какими мерами предлагается регулировать выбросы ПГ и как предполагается обеспечить переход к низкоуглеродной экономике. Потому что в этом и должна заключаться роль государства. Вместо этого читаем в проекте Стратегии такие фразы: «Усилия государства, направленные на создание необходимой институциональной и правовой среды, будут стимулировать технологическое развитие, обеспечивающее конкурентоспособность российских товаров в складывающейся мировой конъюнктуре»[20]. Или: «Необходимо обеспечить формирование правовой основы и методологической базы для введения в Российской Федерации национальной системы углеродного регулирования. Это позволит создать основу для защиты отечественных экспортеров и заложить предпосылки для технологической трансформации экономики»[21].
Создать основы и заложить предпосылки – это не стратегия. Стратегия – это когда вы трезво оцениваете свои возможности и свои потребности в контексте общей цели или общего тренда, ставите перед собой разумные цели и задачи и определяете план действий. Когда вы используете глобальные климатические цели и мировой тренд к декарбонизации производства и потребления для подстегивания (перезапуска) своей экономики, для замены старого локомотива, который свой ресурс исчерпал, на новый, с большим потенциалом и перспективами роста на годы вперед. А когда вы в глобальной декарбонизации видите главным образом риски и угрозы, когда из всех ее возможностей вы отмечаете только открытие рыночных ниш для российских инновационных компаний и сообразно этому формулируете свою задачу как «постепенное изменения структуры экономики путем ее диверсификации пропорционально растущим климатическим вызовам для обеспечения устойчивого социально-экономического развития, что также будет способствовать достижению глобальных целей, закрепленных международными соглашениями по климату», то это плохая стратегия. Вялая и анемичная. Собственно, это даже и не стратегия, а оппортунизм.
Что можно ей противопоставить? Я бы считал необходимым зафиксировать выбросы ПГ на текущем уровне до 2030 года и предусмотреть на 2050 год сокращение выбросов как минимум вдвое против нынешнего уровня. А как максимум надо на 2050 год ставить задачу полной декарбонизации экономики России с сокращением нетто-выбросов ПГ до нуля. Я думаю, нам это по силам. Более того, я думаю, что у нас нет выбора, поскольку нынешняя модель экономики не тянет и ее надо менять. А новая модель экономики в современных условиях может быть только зеленой и низкоуглеродной. И никаких других вариантов нет.
——————-
[1] В 2015 г. Россия официально уведомила Секретариат РКИК о том, что долгосрочной целью Российской Федерации может быть ограничение антропогенных выбросов парниковых газов к 2030 году уровнем 70–75% от выбросов 1990 г., при условии максимально возможного учета поглощающей способности лесов (см. https://www4.unfccc.int/sites/submissions/indc/Submission%20Pages/submissions.aspx).
[2] «Нетто-выбросы» — выбросы ПГ из источников за вычетом поглощения ПГ поглотителями.
[3] “Global Warming of 1.5 oC” (cм. https://www.ipcc.ch/sr15/)
[4] «В свою очередь, переход на траекторию Интенсивного сценария низкоуглеродного развития, позволит достичь углеродной нейтральности во второй половине XXI века ближе к его завершению.» (Стратегия, стр. 2, орфография и пунктуация сохранены).
[5] К Инерционному сценарию отнесена также такая мера, как «воспроизводство 100% выбываемых лесов» (так в тексте Стратегии – МЮ), чего в действительности пока не наблюдается. Однако, поскольку вопрос управления лесами, поглощения ими углерода из атмосферы, учета этого поглощения и его зачета в счет выполнения обязательств по смягчению изменений климата приобрел в последнее время особую остроту, решено, видимо, отнести его к вопросам текущей, а не будущей климатической политики.
[6] Об этом хорошо написал на своей странице в Facebook Игорь Макаров из Высшей школы экономики: «Экономика без изменения уровня углеродоемкости – это экономика без технического прогресса и связанного с ним роста производительности; это экономика без обновления оборудования в компаниях и энергетической инфраструктуры; это экономика без расширения доли в ВВП образования, здравоохранения, финансового сектора, торговли, любых сколь-либо инновационных производств; это экономика, в которой люди ездят на тех же (а не более новых) автомобилях, живут в тех же домах и покупают те же электроприборы, что и сегодня. В общем, это экономика даже не застывшая, а впавшая в кому. И это в условиях, когда технологический прогресс, включая зеленый, во всем мире ускоряется». (см. https://www.facebook.com/igor.makarov.18/posts/10221648516952549)
[7] За текущий уровень выбросов приняты фактические выбросы ПГ за 2017 г. по данным Кадастра 2019 г.
[8] См. Стратегия, стр. 2
[9] См. Стратегия, стр. 30.
[10] См. https://www.kommersant.ru/doc/4299314
[11] См. Стратегия, стр. 2.
[12] См. Стратегия, стр. 30-31.
[13] См. Стратегия, стр. 30.
[14] См. Прогноз развития энергетики мира и России 2019 / под ред. А.А. Макарова, Т.А. Митровой, В.А. Кулагина; ИНЭИ РАН – Московская школа управления СКОЛКОВО – Москва, 2019. – 210 с.
[15] См. И. А. Макаров, Х. Чен, С. В. Пальцев. Последствия Парижского климатического соглашения для экономики России – Вопросы экономики. 2018. № 4. с. 76-94.
[16] См. https://www.abc.net.au/news/science/2019-08-19/australia-co2-exports-third-highest-worldwide/11420654
[17] См. http://www.lofotendeclaration.org/
[18] См. WEO-2018 Special Report: Outlook for Producer Economies / IEA, October 2018 (https://www.iea.org/ reports/outlook-for-producer-economies)
[19] См. https://renen.ru/masshtabnye-investitsii-v-vie-instrument-vyhoda-iz-tekushhego-ekonomicheskogo-krizisa
[20] См. Стратегия, стр. 45
[21] См. Стратегия, стр. 2.
Какого фига тут вообще рост выбросов? Я не говорю про экологическую повестку, естественно ее никто соблюдать не будет пока санкциями уже в сфере энергетики не задавят, мне интересно откуда берется рост выбросов, который намекает на рост экономики, которой сейчас уже практически нет? После вируса рост будет падение процентов на десять это минимум, а восстановление возможно если страна ещё цела будет, что далеко не факт. А через от пары лет до лет пяти максимум так Европа уже будет давить санкциями уже в области энергетики и экологии, хотя уже сейчас давят. Мой прогноз — в среднем варианте минус 30% от 2010 года, то есть минимальной точки. В инарционном будет не выше сегодняшнего уровня, выше просто никто не даст вырасти стране изгою. В благополучном сценарии будет -50% — -60% от 2010 года, тот есть будет -80% от 1990 года. Но это благополучный маловероятный сценарий, когда к власти придут разумные люди. Можете даже запомнить этот прогноз. Я буду очень рад если такой сценарий благополучный будет в странев которой я живу.
Стратегия писалась, разумеется, до вируса. Да, Минэкономразвития, в этой стратегии исходит из будущего роста экономики на 2-3% за год в среднем (точно не помню).